Недавно в Интернете появилась страница, отражающая многолетнее творческое содружество актрисы Жанны Владимрской и актера, писателя и музыканта Алексея Ковалева. Они живут и работают в Вашингтоне, а последней по времени записью, выпущенной их компанией "ZAL Productions" стал компактный диск с песнями на стихи поэта Германа Плисецкого. Выдающийся переводчик Омара Хайама, Хафиза, Герман Плисецкий при жизни как поэт практически не печатался. Его стихотворение «Памяти Пастернака» и поэма «Труба» (о гибельной давке на Трубной площади в день похорон Сталина) ходившие среди других его стихов в самиздате и напечатанные на Западе, навлекли на автора гнев властей и полный запрет на публикации. Лишь в конце восьмидесятых годов появились несколько журнальных подборок, а в 1990, в библиотеке «Огонек» вышел тридцатистраничный сборник. Первое, более или менее полное собрание стихов и переводов Плисецкого «От Омара Хайама до Экклезиаста» было издано спустя девять лет после кончины поэта, в 2001 году к его семидесятилетию в издательстве «Фортуна Лимитед» под редакцией его сына Дмитрия Плисецкого. Следует отметить, что стихотворный перевод «Экклезиаста» был создан Плисецким с благословения его духовного наставника, отца Александра Меня, который позже написал предисловие к этой работе.

       В процессе рождения песни есть трудноуловимый элемент изначального взаимного примеривания стихотворца и автора мелодии. И часто остается загадкой, кто идет впереди, а кто следует по пятам. В данном случае, казалось бы, не должен возникать и сам вопрос. Стихи Германа Плисецкого были рождены и многократно звучали - хоть и нe для широкой публики - задолго до того, как к некоторым из них стали примеряться мелодии. Но природа их органической взаимосвязи все равно остается творческой тайной.

       Утверждают, что сама поэзия родилась, как песня. И нет сомнений в том, что иные стихи содержат в себе предрасположенность к переходу в другую художественную форму. Большинство песен на стихи Плисецкого было создано при его жизни, встречая его неизменное одобрение и признательность. По свидетельству А. Ковалева, дисгармоничная современная элегия «Памяти Веры», первой воззвала из недр своей поэтической печали к совести музыканта. Эта, а вслед за ней и несколько других песен в гитарном сопровождении стали непременным атрибутом дружеских застольных встреч. Но уже тогда было очевидным, что возникающий музыкально-поэтический цикл нe умещается в рамки привычного жанра гитарной авторской песни. Такие стихи, как «Прекрасный Иосиф» (перевод газели Хафиза) или «Молитва» («Держись, моя единственная жизнь...»), могли быть исполнены только намеком, ибо требовали иных музыкальных и акустических средств. В отсутствие таковых весь проект застыл в начальной любительской форме.

       И лишь спустя много лет, переполненных радикальными житейскими событиями, среди которых были и эмиграция, и разрыв связей, и кончина поэта, цикл вновь настойчиво потребовал к себе внимания. Теперь, во всеоружии новых технических и прочих возможностей, он получил соответствующее воплощение и - продиктованное временем, единственно уместное имя «Моя единственная жизнь».

       В период работы актером и режиссером в Москве, Алексей Ковалев написал музыку к песням, звучавшим в нескольких спектаклях московских театров. Диапазон поэтических источников - от К. Симонова до Данте и Петрарки - был столь жe широк, как и переводческий размах Плисецкого - от современных национальных и восточно-европейских поэтов до Хайама и Экклезиаста. Поразительным является острое чувство необходимого стилистического разнообразия, присущее обоим в высшей степени.

       Песни, вошедшие в цикл «Моя единственная жизнь», запечатленный на этом диске, можно условно отнести к трем категориям: газели Хафиза («Прекрасный Иосиф» и «Значит смогли...»); три портрета выдающихся режиссеров мирового кино (Феллини, Бергман и Алэн Рене) и лирико-исповедальные монологи (остальные семь). И каждая из них отличается принципиальным своеобразием музыкального решения, далеким, впрочем, от какой-либо стилизации. И даже внутри каждой категории выразительные средства меняются - от легкого юмористического намека на убогий цирковой оркестрик в «Феллини» до реминисценции скандинавских гармоний в «Бергмане» и сдержанного аккордеона в «Рене», вызывающего в памяти лучшие времена французских шансонье.

       Трудно отнести к какой-то знакомой категории и исполнение этих песен Жанной Владимирской. Те, кому посчастливилось увидеть ее на сцене в роли «Медеи» Ануйя или «Маленького принца» Экзюпери (еще раз - о широте выбора!), или слышать исполнение ею песен Высоцкого в спектакле «Там, вдали...», охотно согласятся, что музыкальный исполнительский стиль актрисы являет собой некий новый жанр, как являли собой новый сценический жанр сыгранные ею роли. Умело используя возможности своего низкого, но с широким диапазоном голоса, она собирает эти двенадцать песен в единую, трагическую и лукавую повесть о жизни поэта, о своем и о нашем с вами бытии.

       He все поэты благосклонно относятся к пению своих стихов. И, надо отдать им должное, у них есть для того причины, если вспомнить на какие случайные, необязательные мелодии кладутся иногда стихи Пастернака или Мандельштама. Но когда удается расслышать прячущуюся в стихе внутреннюю музыку, он обретает новое воплощение. А без этого судьба стихотворения осталась бы не прожитой до конца. Двенадцать произведений Германа Плисецкого этой печальной участи избежали. Как писал сын поэта в отзыве на этот диск, в этих песнях их создатели совершили прорыв в иное измерение.

       Со дня смерти поэта прошло десять лет. И только год назад вышло первое полноценное издание его стихов. Выход диска с песнями высветляет еще одну грань в облике поэта и переводчика и свидетельствует о неизгладимом впечатлении, которое он оставил в жизни и памяти своих друзей.

       «Моя единственная жизнь» - второй диск, выпущенный творческим содружеством, скрывающимся под маркой "ZAL Productions". Первой была запись моноспектакля «Мое святое ремесло» no произведениям Марины Цветаевой. Здесь не место возвращаться к достоинствам этого двойного диска, а вспоминаю я о нем лишь для того, чтобы признаться в чувстве радостной растерянности в ожидании следующей работы Жанны Владимирской и Алексея Ковалева.

       He берусь предсказывать, чем может оказаться новый проект, но есть основания предполагать, что он будет нe менее впечатляющим, появятся ли в его названии вполне оправданные слова «Мой...» или «Мои...», или неожиданностью прозвучит и новое заглавие.

Вернуться на первую страницу